Хуже всего было ночью: он тревожно метался по постели, кричал. Его рвало изжеванными кусками прошлого. Брат! Бра-ат! С глазами, слезящимися от яркого света, он шёл на кухню и, давясь, глотал вместе с криком таблетки веронала. После засыпал спокойно, изредка по-детски всхлипывая во сне.

�...Сегодня в должность заведующего лабораторией вступил способный, подающий большие надежды ядерный физик, у которого наш корреспондент накануне взял интервью.
Корр.: Скажите, какие, на ваш взгляд, горизонты открываются сегодня перед атомной физикой?
С.Н.: Я считаю, что главное открытие в этой области уже сделано. Величайшее открытие. Оно войдёт в историю человечества.
Корр.: И что же это такое?
С.Н.: Создание атомной бомбы.
Да, молодой учёный наделён отменным чувством юмора, что в сочетании с яркой, запоминающейся внешностью делает его совершенно неотразимым...�

...пять, четыре, три... Человек почувствовал, как каждая клеточка его тела наливается нестерпимым радостным ожиданием, готовым прорваться в счастливый смех. Два, один. Он почти выкрикнул мысленно это �один�, а спустя секунду расширенными глазами смотрел на экран: на бархатной подушечке темноты лежала серебристо-синяя капля. Неужели она? Не может быть... А сердце уже рвалось и заливисто хохотало: может, может! Прошла минута, другая. Всё ещё не смея поверить до конца, пилот нетерпеливо дёрнул штурвал на себя, и корабль круто пошёл вниз. Набиралось ускорение, выламывались кости, и сочился каплями раскаленной лавы мозг. Это она!..

Служащие космопорта пялили на него глаза, когда он, разбив при посадке корабль, пулей вылетел из него, рухнул на серую взлётную полосу и провёл по ней ладонью, вцепился в асфальт, ломая ногти: Земля... Земля!..

Светофоры, сигнальные знаки, компьютерные голоса оставались позади. Водители плевались ему вслед: кретин! Кто же так ездит! Вот кретин...

Вы нарушили правило № 3 о предельно допустимой скорости... №12 об обгоне... №14 о встречной полосе... нарушили... нарушили... штраф в размере...

Кулак опустился на стонущий динамик, и ещё раз, и ещё. В мелькании световых плакатов и бессловесности стен, на 350 километрах в час он стал, наконец, трезво обдумывать положение. Чего могло с ней случиться? Неужели провал? Нет, она не создана для поражений, она не могла подвести. Разве что контакты... нет, вряд ли. Значит, люди? Значит, так.

У здания за бетонной оградой, как обычно, стояли часовые с автоматами наготове. Случись что не то, конечно, они будут стрелять на поражение, и если всё раскрылось... Сам, выйдет, и голову в петлю сунул, и стул отпихнул. Он уверенно и спешно пробежал мимо них, по старой привычке кивнув на ходу знакомым лицам. Они улыбнулись в ответ. Он тоже улыбнулся: эх, парни, если бы вы знали... посмотрел бы я на вас, похохотал бы. А, может, вы уже знаете? Тогда смейтесь. 

Пусто, потому что выходной, и нетронуто. До пылинки на окне, до старых следов, даже вчерашние крики его мечутся где-то недалеко в запертых на ключ лабораториях, а осколки стекла с вишнёвой кровью до сих пор горят от солнца. Пищит кодовый замок, спокойно, привычно, будто в старые (добрые ли?!) времена. Непоколебимая уверенность залила вдруг его, отхлынули куда-то и память, и тот, ради кого всё это затевалось... только сознание, что всё случится хорошо, правильно...
И в открывшуюся дверь он успевает заметить последнее показание таймера  00: 20
Она не подведет его, она его убьёт вместе со всеми, и он превратится в точно такую же грязь, какая останется от этого сытого и грубого мира. Он засмеялся хриплым, счастливым � жутким! � смехом.
И обрушились стены...