домой

назад

Следующий

Балеринка.
“Ох, ужас какой!” – она испуганно отпрянула, и потом, обернувшись к нему с отчего-то виноватым лицом, показала рукой на левый угол окна, где металась неясная тень. Это колотилась в стекло балеринка. Просто балеринка,– поспешил успокоить её Вита.– Она только выглядит непривычной, страшной, а на самом деле даже укусить не может. Совершенно безвредное, беззащитное насекомое... А вот некоторые считают их ядовитыми и убивают, когда только смогут, давят обернутыми в бумагу руками...
Вита напоил гостью чаем, и они немного посидели еще, глядя, как за окном накрапывает по лужам меленький дождик.
– Я провожу тебя.
Нэна посмотрела на него своими тихими глазами:
– Не надо. Зачем?..
– Я провожу тебя. Позвони родителям, скажи, чтоб не беспокоились.
Через некоторое время она накинула свой серенький плащ и ушла, попросив, чтобы он не провожал её: “Не стоит, Вит, я дойду. Я люблю ходить по дождю...”
Нэна ушла... Нэна... пятнадцать лет назад она пыталась выговорить свое имя, и вот что получалось. Так звали её одни только домашние, да он.
На синеватом в каплях осенней мороси стекле остались чуть видные следы: чистый отпечаток девичьего лба и восемь продолговатых островков из овальных замкнутых линий, похожих на тонкие горизонтали карты.
* * *
Что он, интересно, за тип? Мать опять послала её за макаронами и крупой, и Нэна бежала в дешевый магазинчик, который неподалеку: в одном из подъездов соседнего дома. Сейчас везде полным-полно таких магазинчиков, они везде одинаковы, а вот продавец, ей-богу, чудак! Они с Витой как-то зашли сюда...
– Здравствуйте, добрые покупатели.
Они подошли к витрине, где под стеклом плавились на жаре конфеты.
– Ну, выбирай торт, именинница,– весь этот год ему приходилось работать, но зато каково было расплачиваться за нее не считая, и небрежно, с эдаким шиком, кидать деньги на прилавок...
Она смущенно обернулась к продавцу, будто ища подсказки в его лице...
– У Вас сегодня день Рождения?
 Его можно было бы назвать красивым: темные “напомаженные” (другое слово и на ум не шло) волосы, темные глаза, румянец, длинноватый, пожалуй, нос, – но все это как-то неудачно сочеталось на некрупном лице, оставляя легкий осадок неприятного свойства... И улыбка, и некрепкий тенор – что-то слишком мяконькое, прилизанное, масленое, ну прямо...– она небрежно слушала слова поздравления (что-то, кажется, про счастливую и красивую) сквозь свою недодуманную мысль...
– Вит?.. – (какой торт?)
– Возьмите рулетик к чаю, свеженький, только сегодня привезли.
– Вит?.. – (не дорого ли?..)
– Давайте рулетик... – нарочито приказывающим, “хозяйским” тоном. – Два. Ещё молочную шоколадку... и коробку конфет,– (ох, ну и зачем же нам два?.. Мы разве съедим столько?).
– Какие красивые покупатели у меня сегодня, такие молоденькие...– услышали они, сгребая сладости в пакет,– Заходите ещё, добрые покупатели...
Господи, ну как он ко всем обращался!– “Добрые покупатели”! она где-то уже слышала что-то такое, что-то подобное... Добрые!.. Эти вышедшие давно из употребления слова, ярмарочные, древние, отчего-то резко били её по нервам и какое-то напряжение, неприятие...
– Противный тип,– шепнул ей Вита на ухо, когда они вышли.
С потяжелевшей сумкой она возвращалась домой. “Интересно,– мелькнуло вдруг ей,– что сказала бы про него мама? Может, что он продавец, и его дело – всучить товар, потому так и вьется петлей. Или, может, как Вита...”
Порой она пробегала мимо, взглядывала на закрытые двери, и постоянно виснущие на лестнице “местные” одиннадцатилетние девчонки поясняли: “А его нет”,– и многозначительно переглядывались (Нэна до конца всей своей жизни так и не научилась распознавать, что значат эти взгляды)...
Как-то он встретился ей на улице. Они с Витой гуляли держась за руки, а он гладенько шёл им навстречу, как всегда “ненормально, по словам Виты, аккуратный”, надушенный и влажный, слишком тощий и высокий для своей худобы, и улыбался... “Ну и улыбочка у него, – поморщился Вита,– как у гея... И весь он тоже...” Нэна, более мягкая и осторожная в своих симпатиях и антипатиях, поспешила тотчас оправдать прохожего: «Нет, скорее, как у сумасшедшего... Такая... нескрытая, широкая и беспричинная». «Слащавая слишком». “Ну, почему же... просто приятная улыбка...” “Тебе она кажется приятной?” Нэна смотрела на шероховатый асфальт под ногами, да, она слукавила, чудаковатый прохожий и вправду чем-то отпугивал её человеческие чувства, а Вита так тонко ощущает её душу, любую фальшь... “Ладно, не будем об этом,– закрыл тему Вита.– Мороженого хочешь?” Он купил ей замечательное лимонное эскимо, очень вкусное... Но с тех пор продавец оставлял у неё безотчетное тягостное впечатление неприятного разговора.
Нет, Нэна и раньше знала такую походочку, плавный перекат со “смотрящими” немного в стороны носками. И ничего не имела против. Тот в отцы ей годящий мужчина в детстве был отличником и занимался в хореографическом кружке, а потом из-за тяжелой травмы ног вынужден был уйти из балета и заново учиться ходить... Он был её учителем, любимым учителем, как сперва считала она; потом Нэна покинула школу, но часто вспоминала его и постепенно начала понимать, что просто-напросто огромно по-человечески благодарна ему за неожиданную не-холодность и не-равнодушие, за обыкновенное доброе отношение...
* * *
Все в округе знали, что у Виты с Нэной любовь. Они уже не один год “ходили вместе”, но любовь по-прежнему продолжала оставаться классической: билеты в кино, гитара, недорогие фиалки и поездки за город. Дальше прогулок и поцелуев дело у них не заходило. К тому же оба они, не сговариваясь и без слов, знали, что он женится на Нэне, когда ей исполниться восемнадцать... С Нэной ему было хорошо, спокойно, вовсе не до скуки, просто – хорошо. Вита отдыхал от развлечений, не несущих в себе ничего, кроме блесток, а Нэна в свою очередь с интересом слушала его рассказы о том, чего не было в её жизни и восхищалась, и восхищение это было Вите, как бальзам на душу...
Да, иногда случались оценивающие взгляды на дискотеках: “Вот девчонка хоть куда!”– ему нравились многие, которых он выбирал на танец, но одно дело нравиться, и совсем другое – Нэна. Ей он даже мысленно не изменял, этой маленькой хрупкой девочке, которая, казалось, никогда не научится быть взрослой...
На лето они разъехались, точнее, уехал Вита. Он долго метался и выбирал, в нем боролось пилигримское стремление к перемене мест и привязанность к Нэне, конец этим колебаниям они положили вместе, порешив, что Вита обязательно будет писать каждые три дня. А Нэна... Она не умела писать письма, ей ведь гораздо интереснее читать Витовы короткие рассказы, чем мучительно отделять произошедшее на этой неделе главное от пустячного... Поэтому известия от Нэны должны были ограничиваться коротенькими записочками типа:"У меня всё в порядке. Люблю.  Целую. Твоя Нэна."
Вита сочинял, чтобы развлечь, её веселые и светлые письма, описывал дружескую компанию и смешные происшествия, правда – жаль! – она не часто отвечала, но ведь всё было в порядке, и отсутствие новостей не слишком омрачало его отдых.
К концу августа он вернулся загорелый и с солнечным блеском в глазах и первым делом бросился звонить Нэне.
– Аллё! Аллё! – он услышал тихий шепоток, затем ему ответил голос Нэниной матери, что её сейчас нет. Вита попросил адрес. Мать в ответ сокрушенно, как ему показалось, вздохнула:
– Не надо её, пожалуйста, беспокоить. Она сама напишет, если... захочет.
– Что-то случилось?– он не на шутку был встревожен.
На другом конце провода помолчали.
– Да. Она вышла замуж.
– Где она сейчас? Какой адрес? Телефон?..
В трубке послышался тяжелый вздох, мать, видимо, тоже переживала, ей-то Виталик казался самой подходящей парой.
– Пусть она сама решает, позвонить или нет... Мать-то как у тебя, вылечилась?
– Мать! Мать! При чем тут она! Да, успешно... операция... Что с Нэной!? Почему она не рассказала мне всё?.. Куда они уехали?

Он сильно скучал по Нэне, ему даже привиделась её тоненькая фигурка на углу, он слетел по лестнице, выскочил из дому, пробежал за скрывшейся тенью два мучительных перекрестка, но так никого и не догнал. Вита корил себя, за то что надолго оставил её одну, заходил к её родителям, пытаясь выяснить адрес, но его старались не пускать в квартиру, и взгляд у обоих был отчего-то виноватый. А когда он попытался завязать серьезный разговор, Нэнин отец стал отшучиваться, изредка поводя широкими плечами... “Раз моя дочь так решила, значит, она счастлива, и нечего тебе соваться”,– сказал он на прощание.
Вита пробовал порасспросить соседей, но ничего путного не узнал (“девичья любовь,– говорили,– коротка”), только чувствовал себя полным идиотом под их недоброжелательным взглядами. Если твоя, мол, девушка от тебя ушла, не лезь к нам-то со своими проблемами.
Вскоре она написала ему сама. “Прости. Я очень, очень прошу: прости меня!.. Это не быстро проходит, но всё-таки проходит. Не огорчайся (вычеркнуто). Будь счастлив. Прощай, Нэна.»

А позже началось: вторичная, более удачливая, попытка поступить в университет, учёба, сессии, сокурсники, сокурсницы и смертельная борьба маленькой партизанской группы против возмущающего ига профессора биологии...
Родители Нэны переехали. Больше он с ней не виделся. А от девушек, узнавших о его холостом положении, просто отбою не было.
* * *
Виталий Сергеевич Бобрысов (по-свойски – Бобр) едет в метрополитене на серьезную работу... Он весь затянут в “джинсу” и кожу, и за пределами рабочего стола мало чем изменился. Он смотрит на стоящую напротив женщину с мужчиной. Без колебаний он признает в спутнике – того самого продавца из того давнего магазина, а в сероглазой женщине, которая по-прежнему кажется ему красивой, – Нэну. Он машет ей рукой. Нэна машет в ответ. На лице мужчины выражается растерянная беспокойная улыбка. Нэна наклоняется и что-то долго шепотом говорит ему. Затем подходит к Виталию:
– Эх, Вита, а ты всё тот же...
– Ты что, спишь с ним!? С того лета?..
Она удивленно и как-то обиженно посмотрела на него:
– Вита, что ты, ведь Игорь – мой муж...
Он угрюмо посмотрел в угол вагона...
– Прости. Просто по старой светлой памяти... я тебя ещё такой помню... А тут ты с этим...
– Он замечательный человек, добрый, отзывчивый, открытый! Вита!– Нэна чуть покраснела, так бывало, когда в неловкой ситуации она пыталась подобрать слова.– Он... совершенно нормальный... просто не такой, какими мы привыкли видеть людей... а надо видеть вовнутрь, ты сам говорил... Ну да что же ты такой... мрачный,– она своим особенным, всепроницающим взглядом заглянула ему в глаза.
– Да ладно...– Виталий нахмурился и потупился.– Со мной все в порядке, правда.
Действительно – жена, дочурка. Дочку тоже зовут Надей, но только она не говорит: “Нэна...” С чего бы ему так взбелениться? Собственник несчастный...
– Ну правда же, всё нормально. Мне выходить...
Вита уверенно пробрался сквозь толпу в вагоне и вышел. Нэна долго смотрела ему вслед, затем подошла к мужу, покачала головой:
– Он поймет, я знаю его. Он, конечно же, всё поймет...