домой

назад

Следующий

Старая фотография
Придя домой он, не снимая сапог, прошел в зал, выворотил ящики комода, стола, шкафов и стал вываливать их содержимое на пол. В огромную пугающую груду неношеной одежды, ключей от разбитых автомобилей, бутылок с остатками рома на самом дне, поздравительных открыток, кремов до бритья и кремов после бритья, надаренных ему сотнями случайных женщин, летели всё новые и новые вещи: клетчатые галстуки, галстуки в горошек, чье-то письмо, потерянное им много лет назад – пока, наконец, он не обнаружил того, что искал. Альбом лежал в тумбочке в спальне, в самом углу, прикрытый сигаретными коробками. Лихорадочно перелистал – нету! Чёрт побери, – Макс опустился на гору не стираных полотенец и провёл рукой по вспотевшему лбу. – Чёрт побери!! Эти затянувшиеся поиски начинали его раздражать.
Помнится, в детстве он ходил в зоопарк смотреть тигра, и тот всё метался и не находил себе места на бетонном полу, у железных прутьев, в клетке, где вечно стояла отвратительный смрад и где его кормили гнилым мясом. Максу не понравился зверь – уж слишком тот был жалок, зато его сильно заинтриговала надпись на табличке: “Пойман в лесах Непала  Джонатаном Уайтом”. Уверенным и сильным Джонатаном Уайтом – ловцом зверей для зоопарков. Макс восхищался храбростью охотника, даже мечтал некоторое время о работе зверолова, но эта детская мечта как-то незаметно сменилась другими, более реальными, и в жизни отошла куда-то совсем далеко.
Он отыскал множество окончательно забытых или растерянных вещей, о чьем существовании не мог даже и подозревать: пустые зажигалки без огня, бесплатные брошюры религиозного содержания, не выигравшие лотерейные билеты – и в довершение всего нашел женскую перчатку и две зелёных заколки для волос. На этих-то заколках, оставленных то ли Лизой, то ли Таней, его и заколотило от ярости: выходит, его дом столько лет был проходным двором, а он только сейчас узнал об этом! Значит, жизнь его надула, подсунув вместо стоящей вещи побрякушку, дешевку!? Ну нет, он заберет у неё то, что по праву должно принадлежать ему!
Невообразимо, но он всё-таки нашел фотографию в диком хаосе своей жизни, с минуту смотрел на неё, затем положил в карман и помчался обратно в зелёный сквер – копаться в земле и строить замки из чистого жёлтого песка.
Мальчуган в белой новенькой рубашке и вычищенных ботинках стоит на этой пожелтевшей фотографии на фоне нарисованного на стене крейсера, и в его пронзительных голубых глазах уже тогда читается способность сломать чужую игрушку или надавать по шее девочке и, даже стоя в углу, не раскаиваться.
Отец, да... отец.
– Я твой папа.
Малыш насупился:
– Неправда. Мама сказала, что мой папа военный, и его убили на войне. Вот как.
– Правда, правда. Просто мама не знала, что со мной все в порядке, а я вас найти не мог.
Мальчуган вздыхает и внимательно разглядывает дядю. Вообще-то мама запрещает разговаривать с незнакомыми людьми на улице, даже если предлагают конфету или то, чего ты желаешь больше всего на свете... Но ведь не конфету же! А вдруг – правда, и он действительно папа. Тогда в садике никто не посмеет сказать... Ему очень хочется верить. Незнакомец, угадав тяжелую борьбу в детской душе, вытаскивает фотографию:
– Посмотри на фото. Видишь мальчика? Да, на тебя похож. Но это я... в детстве,– дает время подумать.– Ну, Степан, теперь веришь?
– А откуда ты имя мое узнал?
(спросил на детской площадке)
–Так мы же с мамой договаривались, как сына-то назвать (довод, для малыша более, чем убедительный),– человек протягивает руку.– Пойдём, Стёпка, что ли, в магазин, машину купим.
Синие глазенки разгораются:
– Настоящую?
–Нет, игрушечную. Настоящая у нас уже есть...
-Ой, папка, а ведь ты меня покатаешь, ну покатаешь, да?

– Ну, ты пока тут снимай ботинки,– он радостно топает на кухню и с гордостью гонца, первым принёсшего хорошую весть, торжественно сообщает: – Мам, а оказывается папу вовсе не убили! Папа вернулся!
Пока шел сюда, он был уверен, что здесь его примут с распростёртыми объятьями, что он сможет загладить теплом годы своего отсутствия... Глупец! Макс, внезапно пошатнувшись, прислонился к косяку и ясно себе представил, что он пытается сделать и куда хочет вернуться: в семью, которая была не его семьей, куда его не звали, и где он был после стольких вымученных без него лет совершенно лишним. Она же проклинает его! Скажет возвращаться туда, откуда пришёл. А ему некуда возвращаться, он никому не нужен, нераскаявшийся и не прощенный... А Стёпка, ему-то каково будет... Глупец!
– Как?.. отец... Да что ты врешь!– Сусанна бросилась к дверям и остановилась, увидев стоящего на пороге мужчину.
Громкая музыка, шум, дым, лазерные вспышки ядовитого света, смех подруг и восхищенные взгляды парней. Жалкий триумф, нищее торжество... Особенно один ей понравился, нахально-самоуверенный красавец, лет на пять её старше. Сусанна танцевала с ним несколько раз, потом он подошел и с какой-то странной улыбкой предложил проводить... и она согласилась.
Сырой ветер, гуляющий по подворотням, гуляющие по телу грубые, пропахшие бензином руки, ненавистное лицо...
Она бы могла сейчас отомстить ему за многое, за глухую улицу и холод, за ссору с матерью, грязные койки больницы и вечную нехватку денег, за кошмары, которые ей стали сниться по ночам, за непрощаемые боль и унижение... за то, в конце концов, что она никого не смогла полюбить и не вышла замуж. Могла бы выкрикнуть: подлец! Убить его одним воспоминанием.
– Прости меня,– только и сказал он тихо,– хотя бы ради нашего сына...
– Не могу. Уходи.
– Мама!– сын тянул её за подол платья,– Мамочка, что ты делаешь! Зачем ты так говоришь?!
Она схватила малыша за руку и втащила в комнату:
– Посмотри пока мультик!
– Не надо, мама! Мама!
Обернулась к Максу:
– Что, мало тебе наших слёз? Уходи!! Убирайся!
Он повернулся и, словно слепой, касаясь рукой стены, стал спускаться вниз. Что-то жалкое и беспомощное сквозило в ссутуленной спине. Она быстро и судорожно, словно боясь чего-то, схватила с полки ключи и закрыла дверь.
А потом, стоя на кухне, забыв совершенно про свой борщ, смотрела, как он вышел из парадной, хлопнув дверью, стал переходить через дорогу на красный свет, глядя только себе под ноги. Мимо него, совсем рядом, пролетали машины, и при виде этого глупого показного риска на душе неприятно скребло, точно кто-то водил железом по стеклу... За стеной беспомощно и судорожно всхлипывал ребёнок, он ничего, совсем ничего не мог поделать, маленький и незащищённый, только беззвучно плакать, поняв, что теряет своего обретённого на несколько счастливых часов папку. А ведь если бы он остался, ведь, может быть, мы... Люди такие одинокие все, такие... Нет. Сусанна простила бы его, вернись он в тот вечер, на следующий день, через неделю, но сейчас, спустя шесть лет, уже слишком поздно. Вот он одной ногой уже ступил на тротуар... Всё! Она собралась уже повернуться и уйти к Стёпке, как вдруг из-за угла вылетела чёрная “Вольво”.
А потом он умер, точнее пытался умереть, раздраженно ощущая, как ему насильно вдувают в легкие воздух, потом тряска и боль... он чувствовал плечами хрусткие чистые простыни, бегущие к потолку кровяные сосудики капельницы... и кто-то в белом попросил новокаин... из шприца брызнула прозрачная жидкость... Вскоре, устав бороться ни за что, они дали упрямцу умереть, и он провалился в безбольную темноту, теряя для себя этот мир.
Услышав голоса и с трудом разлепив веки, Макс увидел озабоченное лицо медсестры и нахмурившегося врача.
– Понимаете, та женщина, которая вызвала скорую, она хочет видеть пострадавшего. Мы ей объясняли, что после операции нельзя, но она не слушает.
– Тэк-с... А кем она ему приходится? Родственницей?
– Говорит, что жена, но в паспорте нет отметки и...
Макс блаженно растянулся на кровати и счастливо улыбнулся про себя: жена...
Через месяц состоялась неслучившаяся когда-то тогда, лет шесть назад, свадьба. Они были самой счастливой семьей год или два...
Но потом, как только Макс напробовался семейного уюта и тепла до пресыщения, до тошноты, стоящей где-то посередине глотки, он принялся за старое, начал приводить на свою отдельную квартиру девок, потом запил... спился окончательно...
А года через три погиб от передозировки.